Самсон Агаджанян - Стон березы [сборник]
Увидев, в каких условиях работают осужденные, Андрей растерялся. В цехах вообще не соблюдалась техника безопасности. Спустя два дня он увидел майора и стал ему говорить о мерах безопасности. Тот, не слушая его, резко оборвал:
— Если подохнут два-три зэка, это не беда, а, наоборот, к лучшему.
— Гражданин начальник, но они же люди!
— Кто люди? Они? Ты хоть знаешь, за что они сидят? Вот возьми хоть того, видишь, у станка стоит? Он сидит за групповое изнасилование. Эту мразь повесить не жалко, а ты — “люди"! Они с виду сейчас такие кроткие, а видел бы ты их в тот момент, когда насилуют.
— Гражданин начальник, случись что-нибудь, мне же отвечать.
Майор, ухмыляясь, посмотрел на него.
— Это тебе не "гражданка" и не твой завод, здесь отвечать не придется. А если кто и подохнет, то отвечать буду я. Знаешь, что мне за это будет?
Чуднов пожал плечами.
— Самое большее — выговор. Понял? Работай и больше с такими чепуховыми вопросами ко мне не обращайся.
Спустя месяц одному из осужденных оторвало руку. Чуднов ждал последствий, но никакой реакции со стороны администрации колонии не последовало. Словно ничего и не произошло.
За работой незаметно пролетало время, и лишь ночами, лежа в постели, он мучительно страдал. По нескольку раз перечитывал письма жены. Последнее письмо его особенно встревожило. Таня писала, что Сережа стал часто болеть и сильно похудел. Ни она, ни другие врачи не могут определить, что за болезнь. В конце она успокаивала его, что до ее приезда на свидание к нему Сережа обязательно поправится. Он писал ей, чтобы она в такую даль не приезжала, но она даже слышать об этом не хотела. До свидания оставалось меньше месяца. Чуднов каждое утро добросовестно на маленьком календаре вычеркивал прошедший день. Он написал ей, когда ему положено свидание, а когда наступил этот долгожданный день, он на работу не вышел. Как никогда, он тщательно побрился, надел новую спецовку и стал ждать, когда его вызовут на свидание. Он был уверен, что Таня уже находится в штабе колонии, где ей должны дать разрешение на свидание. Несколько раз он подходил к контрольно-пропускному пункту и спрашивал у колонистских офицеров, не видали ли красивую женщину с ребенком. Те отрицательно покачивали головой. Уже наступили сумерки, а Тани все не было. Чуднов не выдержал, пошел к майору Егорову. Тот, выслушав его, поднял телефонную трубку, позвонил в спецчасть.
— Алло, Егоров говорит. У меня осужденный Чуднов. У него сегодня свидание, его жена у вас была? Нет? — он положил трубку и с сожалением развел руками. — Завтра приедет. До нас добраться — это целая проблема.
Не пришла она и на следующий день. Медленно потекло время. Он мучительно размышлял, почему жена не приехала. Несколько раз промелькнула мысль, что это из-за сына, наверно сильно болеет, но тут же, страшась этой мысли, старался об этом не думать. Он написал несколько писем, ждал ее приезда. Каждый день, возвращаясь с работы, с надеждой смотрел в сторону караульного помещения, где родственники осужденных ждали, когда им разрешат войти в комнату свидания. Но Тани среди них не было. Все мрачнее и мрачнее становилось на душе. Порою ему хотелось выть по-волчьи, но он лишь скрипел зубами, издавая тихий стон.
Как-то майор Егоров поинтересовался, что он такой пасмурный. Чуднов нехотя ответил, что беспокоится за жену, которая должна была приехать на свидание и не приехала.
— Красивая у тебя баба? — спросил майор.
Чуднов молча кивнул головой.
— Значит загуляла, — будничным тоном сказал майор.
— Она не из таких.
— Плохо ты натуру баб знаешь, — поучительно произнес Егоров. — Она — живое существо и ей хочется мужичка. Понял?
Чуднов сжал кулаки. Майор продолжал:
— А если ты говоришь, что она у тебя еще и красивая, то…
— Прошу вас, гражданин начальник, не надо. Я уже сказал, что она не из таких.
— Да брось ты! — махнул рукой майор, — все они б… Вот, к примеру, моя, не успел я в командировку на пару дней в Алма-Ату слетать, а она уже к одному хмырю побежала. Вот стерва…
Он стал поносить свою жену на чем свет стоит. Чуднов хотел ему сказать, что он этого заслуживает, но, боясь, что это ему выйдет боком, вовремя прикусил язык. Он не принял близко к сердцу слова майора, просто знал свою жену и верил ей. Раз не приехала, значит, сын серьезно болен, к такому окончательному выводу пришел он.
Рабочий день подходил к концу, когда в цех заглянул майор Егоров. Он подошел к Чуднову и, стараясь перекричать шум работающих агрегатов, сказал:
— Собери бригаду, сегодня остаетесь в третью смену.
— Почему?
— План горит, надо подогнать.
— Гражданин начальник, мы уже за неделю третий раз остаемся. Люди устали, да и возмущаются.
— А ты мне назови фамилию того, кто языком треплет, я его мигом в ШИЗО загоню. Так и передай всем. Вот когда выйдут на волю, пусть там и возмущаются, а здесь пусть рты закроют, а то я их закрою сам.
К Андрею стали подходить осужденные. Он передал им распоряжение Егорова. Те, робко возмущаясь, вернулись на свои места. Утром пришла первая смена осужденных. Чуднов в бендюге бригадира, свернувшись калачиком, спал на топчане.
— Андрей Иванович, — притрагиваясь к нему, обратился осужденный Савинов, — вставай, с тебя магарыч.
Чуднов, приподняв голову, сонными глазами посмотрел на него. Савинов был его соседом по койке.
— Приехала? — вскакивая спросил он.
— Нет, тебе письмо.
— Давай, — протягивая руку, попросил он.
— Я его не взял, оно на кровати лежит.
— Надо было взять, — садясь, вяло произнес Андрей.
Никогда так медленно, так томительно не проходили часы. Он места себе не находил. Все ждал, когда закончится рабочий день. Вечером, когда по производственной зоне раздался длинный гудок, означающий съем осужденных, Чуднов направился на КПП, где со всего завода стекались зэки, чтобы идти в жилую зону.
При входе в жилую зону группа контролеров производила полный обыск осужденных. Это значило, что надо было раздеваться догола. Стоя обнаженным перед контролером, Чуднов с безразличием смотрел, как тот медленно прощупывал его одежду. Не найдя ничего, он приказал открыть рот. Чуднов открыл рот, контролер пальцем полез внутрь. Первое время Андрея тошнило от этого, потом он привык.
— Одевайся, — приказал контролер, — и, поворачиваясь к ожидающим своей очереди, крикнул: — Следующий!
Чуднов, быстро надев штаны и на ходу натягивая на себя рубашку, направился в барак. Еще издали он увидел на кровати письмо.
Содержание письма до него доходило медленно. На лбу появились капельки пота. Ему показалось, что его кто-то душит. Он рукой провел по горлу. В висках шумело, пульс стал неровным. Встряхнув головой, он вновь стал читать:
"…Мне не хочется жить, когда на моих глазах медленно гаснет Сережа. Уже скоро месяц, как мы в больнице, я не писала тебе, все надеялась, что он поправится, но все кончено. Вчера наш главврач сказал мне, что шансов на его выздоровление нет. Он лежит под капельницей. Когда приходит в себя, все спрашивает: “А где папа?" Он все думает, что ты в командировке. Боже! Да в чем я провинилась перед тобой? За что такая боль? Андрюша, милый, я не выдержу такой пытки, если умрет он, умру и я. Ты слышишь меня? Я больше не могу!.."
Сосед по койке, вытирая полотенцем руки, взглянул на Чуднова, в руках которого дрожало письмо, а по щекам медленно катились слезы.
— Иванович, ты что? Плохие вести из дома?
Но Чуднов не слышал его. Тогда сосед осторожно взял у него письмо, прочитал и тяжело вздохнул.
— Жаль мальчонку. В прошлом году мне телеграмма пришла: мать умерла. Пошел я к начальнику колонии и говорю: "Отпустите всего на три дня, мать похоронить, я у нее единственный. За каждый день готов по десять лет отсидеть". А он выслушал меня и отвечает: "Чудак ты, Савинов, нет такого закона, чтобы осужденных из-под охраны на похороны отпускать. Моя бы воля, я бы тебя хоть сейчас насовсем отпустил". Через месяц мне на свободу, а я боюсь домой ехать. Как соседям в глаза смотреть? Вот так, брат. Такова жизнь. Попал за колючую проволоку — ты уже не человек. Ты, Иванович, не увивайся так сильно, может, еще мальчонка и выживет.
— Я его должен видеть, — вытирая слезы, глухо произнес Андрей и сунул письмо в карман.
Савинов по выражению глаз догадался, что тот задумал. Он наклонился к нему и, оглядываясь по сторонам, зашептал:
— Иванович, ты это из головы выбрось. Забыл, как весной из соседнего барака один пытался бежать? Бедолага не успел ногу перекинуть через ограждение, как часовые его с двух сторон автоматами продырявили. А не дай Бог поймают? Сапогами так растопчут, что на всю жизнь калекой останешься. Бежать бессмысленно. Вся зона опутана колючей проволокой и напичкана сигнализацией. Мышь не проскочит.
